…
Это, право же,
вовсе не
странно:
Помнить
всё то, что
когда-то
касалось
всех нас.
Юрий
Визбор
НЕУЧТЁННЫЕ
Ладный,
симпатичный
самолёт-бомбардировщик
Ил-4 (ДБ-3ф) всю
Отечественную
был основной
рабочей
лошадкой
нашей
Авиации
дальнего
действия (АДД).
Были и другие,
с лучшими
характеристиками,
в чём-то более
экзотичные и,
скажем прямо,
выдающиеся,
но довести до
крупносерийного,
массового
производства
свою машину
далось
только
Сергею
Владимировичу
Ильюшину.
Если тащишь
бомбы во
вражий тыл,
жди
сторожевых
псов – “мессеры”
тоже даром
хлеб не едят.
Тут уж
отбивайся,
как и чем
можешь.
У
каждого есть
своя ”ахиллесова
пята”, у
самолёта
тоже. Три
человека
экипаж:
штурман в
самом носу, за
ним пилот-командир,
а между
крылом и
хвостовым
оперением
сверху
вращающаяся
прозрачная
башенка
стрелка – ни
дать - ни
взять купол
обсерватории
с телескопом.
Отстреливаются
штурман и
стрелок. Ну и
ежу понятно,
что снизу от
центроплана
до хвоста
тебя, если ты –
истребитель,
никто не
потревожит.
Ломали,
конечно, над
этим головы и
в КБ и на
фронте. На
фронте-то
жизнь, как
разменная
монета,
потому и
думается
шибче.
Сделали
силами
техсостава в
хвостовой
части
фюзеляжа
маленькую
кабинку,
установили
туда пулемёт,
обстреливающий
нижний и
задний
секторы.
Современное
авиационное
вооружение
тяжеловато и
громоздко,
поэтому
поставили
старенький “Дегтярёв”.
В штате
полка лишних
стрелков нет.
Летали на
такой
импровизации
добровольцы
из
техсостава,
обычно
мотористы1),
без парашюта
– с ним не
поместишься,
да и не
вылезешь.
Крупное
начальство
делало вид,
что и слыхом о
таком не
слыхивало.
Боевые
вылеты этому
“лётному
составу”
конечно не
учитывались.
Остаётся
догадываться
– куда
списывались
потери.
Задача
данного
предприятия
предельно
проста – не
давать
своими
трассирующими
пулями
истребителю
вести
прицельный
огонь,
действовать
на нервы. А
как выгнал
вражину из-под
брюха – тут
тебе и
штатный
стрелок да
штурманец со
своими 1800
выстрелами в
минуту на
брата.
Повисит
прославленный
асс секунду
на прицеле и
пусть
благодарит
Бога, если
домой
доберётся.
Всё вообще
мало-мальски
ладно, пока
стрелки живы
и патроны не
кончились.
В
литературе
об этом нигде
не читал.
Участники
рассказали.
1)
–
авиамоторист
– низшая
должность
авиационного
технического
состава,
совсем не
обязательно
связанная с
мотором.
Далее, по мере
карьерного
роста, идут
авиамеханики,
авиатехники
и инженеры.
1982 г.
БАЛКАНЫ
Ну вот и
вновь в самом
центре
просвещённой
Европы, у
самого
чистейшего
Адриатического
моря идёт
война. И всей
Европе, в купе
с Америкой,
сразу же
захотелось в
ней
поучаствовать.
И то ведь:
ветераны 2-й
мировой
войны почти
все
повымерли, у
тогдашних
сирот
появились
внуки,
обыватель
занят
борьбой с
холестерином.
Самое время
взбодриться,
а то маловато
что-то на
улицах
инвалидов
без рук – без
ног.
А чо не
повоевать-то?
Техники
всякой
навалом.
Юристы на
самом
высоком
уровне
обеспечивают
правоту тех,
кто убивает,
если в ответ,
конечно,
ничего не
прилетит. Да и
убивать в
старом
смысле этого
слова не
приходится, и
пресловутую
кнопку
подчас
нажимать не
нужно. Всё
делают
бортовые и
стационарные
компьютеры
по заранее
разработанной
программе. А
кто и когда
разработал и
заложил – ищи-свищи.
Очень удобно,
комфортно, да
ещё и деньги
платят
немалые.
Американское
военное
бабьё даже
протестует
против такой
вопиющей
дискриминации:
убивать им,
видишь ли, не
разрешают,
все бабки
загребают
противные
мужики.
И не ведают
же умники, что
придёт
времячко, и
эти варвары,
которых
нужно
усмирять,
наберутся
военного
опыта,
обзаведутся
совершенным
оружием (у них
же и достанут),
и пойдёт
свалка – не
хуже, чем в
Риме при
гуннах.
1999
г.
1941
– НАЧАЛО
Это
рассказы
очевидцев о
начале
Великой
Отечественной
Войны.
Рассказ геолога
Наша
экспедиция в
1941 году
работала в
верховьях
Буреи –
левого
притока
Амура. Искали
олово и нашли-таки.
Партии и
отряды
неделями и
месяцами
жили без
всякой связи
с остальным
миром.
Радиостанции
были редки и
весьма
громоздки.
Однажды в
июле набрели
на безлюдный
охотничий
стан. С каким-никаким
комфортом
можно
переночевать,
отдохнуть да
починиться. И
вдруг, возле
кострища на
кольях,
вбитых для
просушки
всякой
мокрой
всячины, -
большая
белая полоса
бересты, а на
ней углём: “ВОЙНА”.
Теперь, если
в
разведочных
шурфах
попадалась
руда
приличной
концентрации,
отправляли в
сумах на
большую
землю. Всё
сгодится: на
паяльный
припой,
лужёную
жесть для
консервных
банок, бронзу.
1967
г.
Рассказ офицера НКВД
Польская
граница.
Плановая
проверка
службы на
заставах.
Этим делом я,
как
проверяющий,
начальник
заставы и
старшина
занимались в
ночь с 21 на 22
июня.
По тропе от
заставы ушли
довольно
далеко.
Местность
лесистая.
Темень, но вот-вот
рассвет.
Вдруг со
стороны
заставы
грохот
взрывов и
зарево
пожара, с
сопредельной
стороны –
орудийные
залпы. Пока
добежали
назад – всё
стихло. От
заставы
ничего, кроме
горящих
головёшек. По
линии
границы кое-где
стрельба, но
скоро и это
прекратилось.
Что делать?
Куда
податься?
Начальник
заставы
предложил
идти к
международному
шоссе. На
границе там
мощный КПП,
связь, охрана
с пулемётом и
всё такое.
Пошли. Ещё
далеко до
цели, а уже
ясно слышно
мощный гул
моторов.
Подумали, что
это наши. Тем
временем –
уже совсем
рассвело.
Выбрались
на дорожную
насыпь.
Шлагбаум – на
бок,
пограничники
перебиты, по
шоссе –
сплошной
поток всякой
техники.
Стоим, молчим,
смотрим, как
закостенели.
Даже в мыслях
не было, чтобы
куда бежать
или скрыться.
Немцы с
проезжающих
машин руками
нам машут,
смеются.
Сколько мы
так торчали –
не помню.
Только, если
вначале
машины шли
предельно
тесно, то
теперь
появились
интервалы
между
колоннами.
Осмотрелись.
В кювете на
боку “эмка”.
Поставили её
на колёса.
Бензин в баке
есть. Залезли
внутрь, чтобы
не маячить.
Мотор
завёлся.
Подождали
интервал
побольше,
выехали на
дорогу и
пристроились
в хвост
колонны. Едем
в нужном
направлении
– к нашим.
Всё бы
ничего, да из
кузова
последней
машины на нас
через
полчаса
обратили
внимание.
Стали
показывать
пальцами,
хвататься за
оружие.
Хорошего –
помаленьку.
Свернули на
первое
встречное
ржаное поле,
закрепили
руль, зажали
ручным
стартёром
педаль газа и
ходу через
дверцу в
противоположную
от шоссе
сторону. А там
ползком – в
лес.
Нашу “эмку”
настиг по
полю БТР. Не
стрелял, и
никто из него
не
высовывался.
Шарахнул её
пару раз с
ходу
корпусом,
свалил, смял и
пошёл себе
догонять
своих.
Стали
держать
совет. На этот
раз я
предложил
выбираться к
одной
заставе. Она
располагалась
в лесной
глухомани. С
её стороны
стрельбы не
было. Там
должен был
находиться и
начальник
нашей
инспекционной
группы –
полковник.
Ближе к
полудню
добрались до
места.
Мой
командир,
брызжа
слюной и
подпрыгивая
на стуле под
портретом
Сталина,
популярно
объяснял, что
мы должны
были
отбросить
врага за
границу и не
пропускать
его до
подхода
основных сил
РККА, что он и
намеревался
сделать
немедленно.
Ни
телефонной,
ни радио-
связи,
конечно, уже
не было.
Ну, набилось
две
полуторки
служивых, и
повёл их
полковничек
выполнять
директиву
командования.
Поскольку
никто из нас
троих не
изъявил
желания
искупить
свою вину
кровью, всех
определили,
пока, под
домашний
арест. Слава
Богу! Хоть
поспали
чуток, а то
потом до
самого
Острова (город
в Псковской
области)
топать
пришлось. Там
встретились
с семьями,
отправили их
в эвакуацию,
получили
приказы, что
делать
дальше. А
моего
полковника и
ребят, что он
увёз с собой,
больше никто
не видел.
1970
г.
Рассказ
начальника
ВОХР
В 41-м мне было
15. На фронт
попал в 43-м. 22
июня 41-го,
базарный
день.
Запрягли мы с
матерью
спозаранку
лошадь в
телегу и
поехали чего
продать –
чего купить.
И не можем
понять: что
это на душе
муторно.
Вроде всё на
месте, а
неспокойно
как-то. До
обеда такая
маята. А как
поехали
домой,
смотрим –
народ у
сельсовета.
Тут по радио и
объявили … .
1975
г.
Рассказ инженера гражданской авиации
После
финской
войны начали
формировать
Авиацию
дальнего
действия (АДД),
где я и служил
техником
бомбардировщика
ДБ-3ф (Ил-4).
Разумеется,
такая
авиация
всегда
базируется
подальше в
тылу.
В ночь
на 22 июня 1941 года
дежурил на
аэродроме.
Утром мой
наряд
заканчивался.
Обошёл
стоянки
перед сдачей,
заглянул к
радистам: всё
в порядке,
только в
эфире какой-то
гвалт, как
будто
одновременно
все
радиостанции
на всех
частотах
работают, не
разберёшь
ничего.
Начальник
радиостанции
сказал, что
такое же
слышал в
момент
нападения
Германии на
Польшу. Про
себя мы
решили, что
где-то что-то
подобное
может быть и
стряслось.
В тот
день были уже
первые
боевые
вылеты.
Вначале
летали днём,
но из-за
больших
потерь
перевели
наши “илы” на
ночные
полёты. Так
оно лучше
получалось.
1980
г.
Рассказ донского казака
Мне с
гражданской
довелось
воевать. На
Дону шла
большая
драка. Все
воевали, кого
в какую армию
призвали.
Отец
присоветовал
идти к
красным. Дал
коня, шашку,
всю справу, и
поехал я к
Будённому.
Потом в
МТС работал.
Любо было
ремонтировать
технику.
Поднаторел
на этом деле,
подучился,
вверх по
службе пошёл.
Как
положено в то
время –
регулярные
военные
лагерные
сборы.
Сделали
механиком-водителем
танка –
лёгкого,
скоростного,
с
авиационным
двигателем1).
С
началом
войны
мобилизовали
и в эшелон. Ну,
думаю: “Пропаду
я вместе со
своим танком”.
Случилось
так, что
остановились
в Москве. Там
я отстал от
своих и
добрался до
Наркомата
обороны.
Выждал утром
приезд
Ворошилова
на службу и к
нему, прямо у
машины.
-
Здравствуй,
Клим Ефремыч.
Я, такой-то, из 1-й
Конной.
-
Здорово,
однополчанин.
Что нужно?
Только уж
извини, давай
быстрей, а то,
правда,
некогда.
-
Мобилизован,
еду к месту
назначения в
танковую
часть, а
танкист я,
скажем прямо,
никудышный,
всем в убыток.
-
А в чём
же ты мастер?
-
Могу
ремонтировать
автомобили и
тракторы,
какие угодно
и где угодно.
-
Вот
что: ты
продержись
ещё ночь, а
утром
подходи
прямо к
дежурному к
такому-то
часу.
Действительно.
Прихожу,
представляюсь.
Позвонили,
проводили в
кабинет.
Принимавший
подполковник
побеседовал
со мной,
просмотрел
документы,
сверился со
своими
бумагами. В
общем,
получаю
назначение в
автохозяйство
формируемой
артиллерийской
дивизии
резерва
Главного
командования.
Там-то
уже мне было
где
развернуться.
Набили руку в
ремонтных
делах так, что
в полевых
условиях
могли не то
чтобы
собрать из
запчастей –
изготовить
автомобиль,
трактор или
тягач. И литьё,
и ковка, и
станочные
работы,
сварка,
клепка, само
собой – всё
освоили. По
всем
автотрактороремонтным
специальностям
умели
работать. И
ведь это не в
цехах, а там,
где встал.
Ставили
нас обычно в
местах
танковых
прорывов
противника.
За всю войну
дальше нашей
второй линии,
а их три, он
так и не
продвинулся.
1972
г.
1) Оставляли
желать
лучшего и
авиационные
моторы М-17,
отработавшие
летный
ресурс (100
моточасов) и
устанавливаемые
в танки (БТ-7)
после
капремонта.
Жалобы из
войск на их
низкую
надежность
были частым
явлением.
Более
подробно: http://www.snariad.ru/tanks_ligth/tank-bt7/
Рассказ
переплётчика
В 41-м я ещё мал
был – 10
исполнилось.
Жили в
Амурской
области в
Старой
Райчихе. 22
июня – жаркий
солнечный
день. Пылища
на дороге
слоем
толщиной в
ладонь.
Топнешь
босой ногой –
так фонтан
кверху.
Мать была в
больнице,
рождения
братишки
ждали. Отец
уехал по
делам в Бурею.
Кто за мной
доглядал, не
помню,
наверное
соседка.
Иду себе по
этой пыли без
особых дел. У
радиоузла
под уличным
репродуктором
(какие потом
ещё до 70-х
годов на
столбах
висели,
обычно возле
клуба или
столовой)
народ
толпится. Все
молчат, а из
рупора как
молотком: “…
бомбили … .
Наши …
оставили …, …
оставили …, …
оставили …, …
отступили … .”
Сначала
люди часто
собирались
послушать,
потом
перестали.
Какой-то
страх и
безысходность
чувствовались
до самой
победы под
Москвой. А как
отстояли
Москву, у всех
зародилась
надежда и
появилась
уверенность,
что рано или
поздно, но всё
кончится. Да и
“ленд-лиз”
пошёл по
Транссибу.
2009
г.
Рассказ
начальника
штаба
авиаотряда
Где я был и что делал 22 июня 1941-го? Лежал на пляже у Днепра в Запорожье, готовился к экзаменам за первый курс Машиностроительного института, факультет Станки, инструменты и холодная обработка металлов.
Что
чувствовал и
ощущал? Да
ничего, кроме
предстоящих
экзаменов.
Хотя,
планировался
поход на
танцы в клуб
Алюминиевого
завода, там
уже тогда
была
цветомузыка.
К обеду
возвратился
со своего
пляжа домой,
тут и застало
выступление
Молотова по
радио.
Поначалу не
особенно-то и
поняли всей
трагедии.
Кстати,
Запорожье
почему-то не
бомбили, хотя
и было чего.
Уже 7 июля
меня и многих
однокурсников,
годных для
службы в
авиации,
отправили в
Мелитопольскую
авиашколу,
где готовили
стрелков-бомбардиров
(штурманов).
Мелитополь,
между прочим,
славился
своей
черешней. Так
вот и
вернулся к
давней мечте
– авиации, но
ненадолго.
Успели
сделать
несколько
ознакомительных
полётов на Р-5
и ТБ-3 да пару
прыжков с
парашютом, и
эвакуировали
нашу школу в
Заволжье, в
Новоузенск
Саратовской
области.
Сухая степь
кругом.
Учебный
процесс
восстановить
толком не
удалось,
матчасти не
было. С апреля
42-го года
отправили
нас воевать в
пешем строю
сначала на
Калининский
фронт, потом –
в Сталинград.
В
Сталинграде
тяжело ранен.
До 43-го
пролежал в
госпитале в
Казани, а
потом опять
повезло –
стал учиться
в
авиаучилище,
базировавшемся
на станции
Куеда
Пермской (тогда
Молотовской)
области. В
октябре 1944
года
выпустили
нас, лётчиков,
мало-мальски
пилотировавших
По-2 и УТ-2.
Война
катилась к
концу, и
отправили
меня в
распоряжение
командующего
авиацией
Тихоокеанского
флота. Здесь
уже научился
по-настоящему
летать на МБР-2,
потом –
вторым
пилотом на “Каталине”,
сначала на
простой “лодке”,
а после на
амфибии.
Но это уже
другой
рассказ.
1976
г.
Дата
первой
публикации в
Интернете 14.03.2010
г.
Дополнено
16 мая 2010 г.