Как
у нашей сотни
Командир
хороший.
Командир
хороший,
Офицеры
бравые.
Офицеры
бравые,
Вахмистра
удалые.
Вахмистра
удалые,
Урядники
лихие.
.
. . . . . . . . . . . . . . . . .
Казак. При этом слове или понятии, как хотите, разные возникают у людей чувства: гордость, страх, надежда, злоба, вера, презрение, любовь. Но как бы то ни было, уважение к нему испытывают все, даже боясь признаться самому себе.
_________________
В
нашем
таёжном
посёлке жил
один совсем
особенный
дед. В ту пору (1950-60-е
годы) все
мужчины
начисто
брили лица. Редко-редко
встретишь
кого с усами,
а уже с
бородой – так
это совсем
единицы.
Такой
единицей и
был
значащийся у
всех
окрестных
пацанов под
именем дядя
Коля
вышеупомянутый
дед. Борода у
него была
шикарная,
размерами и
формой
смахивала на
штыковую
лопату. Лет
ему было,
наверное, уже
порядком.
Борода, усы и
шевелюра на
голове –
однотонного
пепельного
цвета.
Работал
дядя Коля или,
как он
говорил,
служил
лесником. На
одежду в те
времена
особого
внимания не
обращали,
ходили кто в
чём, у кого
что было. В
будни летом
дед обычно
носил старую
солдатскую
форму,
кирзовые или
резиновые
сапоги да
лесничью
фуражку с
зелёным
околышем.
Фуражка
всегда была
чуть сбита
набекрень на
правое ухо,
чтобы
выглядывал
седой чуб. В
праздники
облачался в
форменную
лесничью
тужурку с
петлицами и
тёмно-синие
шаровары с
напуском на
хромовые
сапоги. А вот
зимой носил
медвежью
папаху с
красным
верхом и
серый
шерстяной
башлык –
такое
встречалось
только в кино.
Домик
дядя Коли
добротный с
белыми
наличниками
на окнах, как
и у всех
лесников,
стоял на
отшибе. Жили
они там с
женой тётей
Валей. Оба
ладные,
подвижные,
без дела
никогда не
сидели. Дети и
все родные,
говорили в
посёлке, у них
где-то на
Западе (так на
Дальнем
Востоке
называют
европейскую
часть России).
Лесником дед
поступил
после
закрытия
Умальтинского
молибденового
рудника, где и
работал всё
время, пока не
вышел на
пенсию. На
Умальте же,
известное
дело, почти
все старые
работяги –
бывшие зэки.
Но эту
особенность
биографии в
наших местах
отмечать
особо не
принято.
Новый
лесник
пришёлся
весьма ко
двору в
посёлке. Ни
одно
маломальское
стоящее дело:
будь то
долбление
лодки из
ствола
тополя,
кастрация
кабанчика,
строительство
стайки1 или
копка
погреба – без
него не
обходилось.
Ещё дед,
единственный
во всём
посёлке,
курил трубку,
у него была
единственная
в округе
лошадь и он,
единственный,
ездил на ней
верхом.
Мальчишки
побаивались
дядю Колю за
внешнюю
суровость. А
ну как
оттянет
плетью –
благо всегда
было за что.
Но Витька и
сам был не
прост. Все
оригинальности
дядиколиного
бытия
притягивали
его, как
магнит. После
уроков
пробирался
обычно на
лесничью
усадьбу,
оседлывал
забор и
глядел, как
дед то
перековывал
своего
мерина, то
прилаживал
оглобли к
саням, то
загонял
железный
обод на
тележное
колесо, то
виртуозно
работал
топором,
рубанком или
стамеской.
Собаки, две
здоровенные
лайки, на
Витьку
почему-то не
лаяли.
Всё
это в первые
дни
происходило
в полном
взаимном
молчании,
пока в дело не
вмешалась
тётя Валя.
Когда Витька
по
обыкновению
уселся на
забор (дядя
Коля говорил
– тын), она
вышла на
крыльцо с
ведром и
весело
окликнула:
- Эй,
казачок! Ты
чьих же
будешь?
Витька
назвался.
Дядя Коля
хмыкнул и
внимательно
глянул на
пацана:
- Слыхал
о твоих
родителях.
Батька твой в
«Амурзолоте»
служил
учителем на
прииске, а мать
акушеркой
была. Сам-то
ты откуда
родом?
- Нижнеамурский,
из-под
Николаевска.
- А
родители
откуда,
знаешь?
- Папа
с Украины, а
мама с Дона,
речка на её
родине есть –
Хопёр. Я там
купался,
ракушек
много.
Дядя
Коля слушал,
опершись на
черенок
лопаты, затем
уже
дружелюбно
глянул на
Витьку и
произнёс:
- С
мамкой-то мы
твоей
выходит
земляки. А
фамилия её
девичья как
будет?
Витька
назвал и это.
Лесник
вообще
развеселился:
- Глянь-ка,
старая.
Фамилия-то
какая
справная,
военная!
Дедов-то не
помнишь?
- Не-е,
умерли давно.
- Да
ты, Витёк,
слазь с тына-то,
не дай бог в
дырявых
штанах домой
явишься, –
вставила в
разговор
тётя Валя.
Затем
Витька
слазил на
стайку.
Выволок
оттуда две
корзины, в
которых тётя
Валя
намеревалась
устроить
гнёзда для
кур-несушек.
Корзины они с
дедом плели
сами. После
чего, решив,
что уже
достаточно
намозолил
людям глаза,
подался
домой – дело
было к ужину.
С
той поры
Витька стал
частенько
сопровождать
дядю Колю в
его
беспрестанных
хождениях по
тайге. Дед
много чего
знал, много
чего умел.
Хотя был не
особенно
разговорчив
на людях, но
рассказывать
и показывать
умел. Причём
постоянно не
то в шутку, не
то всерьёз
говорил, что
они с Витькой
казаки и что
то или иное
дело казаку
пристало
делать так, а
не иначе.
А
ещё, бывало,
дядя Коля с
тётей Валей
тёплыми
вечерами
после заката
пели дуэтом,
сидя на
крыльце.
Песни их
тягучие,
плавные, а
иногда лихие,
похожие на
солдатские, и
слов
незнакомых
много. А тётя
Валя сидит
всегда слева
от мужа.
Как-то
в конце мая
дядя Коля
вернулся из
райцентра
необычно
озабоченным,
а через
некоторое
время поехал
туда опять.
Возвратясь,
сел на
крыльцо,
раскурил
трубку и на
молчаливый
вопрос тёти
Вали извлёк
из полевой
сумки лист
бумаги с
печатью.
Витька
впервые
услышал
тогда новое
чуднóе слово –
реабилитация.
После
этого дядю
Колю
вызывали в
военкомат.
Потом в клубе
вручали
сразу пять
военных
наград:
ордена Славы,
Красной
Звезды и три
медали. На
торжестве он,
как положено,
был в своей
выходной
форменной
тужурке, но
теперь с
Георгиевским
Крестом на
груди. Такой
Витька видел
до этого в
кино да ещё в
поезде у
одного
старого-престарого
деда, когда
ездили всей
семьёй на
Запад к родне.
Однажды
Витька
заметил у
стариков на
стене новую
фотографию.
Два усатых
парня в лихо
заломленных
фуражках с
овальными
кокардами.
Очень
похожие друг
на друга. С
одинаковыми
крестами на
груди и
одинаковыми
погонами (на
каждом по
одной узкой
лычке),
одинаково
держат левые
ладони на
рукоятках
шашек. Оба
похожи на
дядю Колю,
только без
бород и чубы
чёрные.
- Это
кто, тётя Валя?
- Да
Николай же с
братом
двоюродным
Тимофеем. На
фронте. 16-й год.
- А
теперь где
дядя Тимофей?
- Пропал
в
Гражданскую.
Николай-то
воевал у
Будённого в 1-й
Конной, а
Тимофей – у
атамана
Краснова.
Потом
появились и
фотографии
времён
Отечественной
войны. На
одной из них
дядя Коля с
погонами
старшины, со
всеми
наградами,
только без
креста,
верхом с
обнажённой
шашкой у
знамени.
Один
раз Витька
между делом
спросил:
- Дядь
Коль, а вы с
дядей
Тимофеем
ефрейторы?
- Нет,
братец, у
казаков
ефрейторов
не бывает.
Прикáзными мы
тогда были.
Время
течёт себе.
Через год
дядя Коля с
тётей Валей
засобирались
на Запад.
- Ну
вот, Витёк,
скоро и я в
Хопре
искупнусь. Ты
приезжай к
нам на хутор-то,
на коне
скакать
научу, шашкой
да пикой
работать, да
много ещё
чего казаку
знать
положено, -
говорил
старый донец
помогавшему
в сборах
Витьке.
Провожать
стариков
пришло
довольно
много народу.
Витькина
мама подошла
к тёте Вале.
Поднесла
узел с
пирогами на
дорогу и две
десятирублёвые
бумажки.
Поцеловались
троекратно.
Мать просила
кланяться
родной земле.
Дядя Коля
отыскал
взглядом
Витьку и
протянул
настоящий
офицерский
кожаный
ремень:
- На.
Пусть покуда
батька тебя
им порет
почаще, а там
и тебе
сгодится.
Прошло
ещё
некоторое
время. Жизнь
шла своим
ходом. С новым
лесником
Витька тоже
подружился.
Как-то,
рассматривая
фотографии,
мать
вытащила из-за
обложки
семейного
альбома один
старый
снимок на
плотной
бумаге.
Групповое
фото. Бравые
усачи в
папахах
набекрень.
Чубы, лампасы,
шашки. Все
чинно сидят и
стоят вокруг
невысокого,
уже
немолодого с
бородой
лопаткой
человека с
двумя
крестами на
груди. На
погонах у
него
поперечные
лычки, только
не узкие, как
у Николая с
Тимофеем, а
широкие.
Позже уже
Витька сам
узнал, что в
казачьих
войсках этот
чин
назывался –
вахмистр.
- Мама,
кто это?
- Папа
мой, твой
дедушка. Это
его со службы
провожают.
Дата
на
фотографии – 1912
год.
1
– Стайка –
сарай, хлев.
1972
– 1991 гг.
_______________________________________________________________________________________
Дата
первой
публикации в
Интернете 2.12.2009
г.