Виктор Салато

ПОМНИ ВОЙНУ!

… Это, право же, вовсе не странно:

Помнить всё то, что когда-то касалось всех нас.

Юрий Визбор

НЕУЧТЁННЫЕ

Ладный, симпатичный самолёт-бомбардировщик Ил-4 (ДБ-3ф) всю Отечественную был основной рабочей лошадкой нашей Авиации дальнего действия (АДД). Были и другие, с лучшими характеристиками, в чём-то более экзотичные и, скажем прямо, выдающиеся, но довести до крупносерийного, массового производства свою машину далось только Сергею Владимировичу Ильюшину.

Если тащишь бомбы во вражий тыл, жди сторожевых псов – “мессеры” тоже даром хлеб не едят. Тут уж отбивайся, как и чем можешь.

У каждого есть своя ”ахиллесова пята”, у самолёта тоже. Три человека экипаж: штурман в самом носу, за ним пилот-командир, а между крылом и хвостовым оперением сверху вращающаяся прозрачная башенка стрелка – ни дать - ни взять купол обсерватории с телескопом. Отстреливаются штурман и стрелок. Ну и ежу понятно, что снизу от центроплана до хвоста тебя, если ты – истребитель, никто не потревожит.

Ломали, конечно, над этим головы и в КБ и на фронте. На фронте-то жизнь, как разменная монета, потому и думается шибче. Сделали силами техсостава в хвостовой части фюзеляжа маленькую кабинку, установили туда пулемёт, обстреливающий нижний и задний секторы. Современное авиационное вооружение тяжеловато и громоздко, поэтому поставили старенький “Дегтярёв”.

В штате полка лишних стрелков нет. Летали на такой импровизации добровольцы из техсостава, обычно мотористы¹⁾, без парашюта – с ним не поместишься, да и не вылезешь. Крупное начальство делало вид, что и слыхом о таком не слыхивало. Боевые вылеты этому “лётному составу” конечно не учитывались. Остаётся догадываться – куда списывались потери.

Задача данного предприятия предельно проста – не давать своими трассирующими пулями истребителю вести прицельный огонь, действовать на нервы. А как выгнал вражину из-под брюха – тут тебе и штатный стрелок да штурманец со своими 1800 выстрелами в минуту на брата. Повисит прославленный асс секунду на прицеле и пусть благодарит Бога, если домой доберётся. Всё вообще мало-мальски ладно, пока стрелки живы и патроны не кончились.

В литературе об этом нигде не читал. Участники рассказали.

1) – авиамоторист – низшая должность авиационного технического состава, совсем не обязательно связанная с мотором. Далее, по мере карьерного роста, идут авиамеханики, авиатехники и инженеры.

1982 г.

БАЛКАНЫ

Ну вот и вновь в самом центре просвещённой Европы, у самого чистейшего Адриатического моря идёт война. И всей Европе, в купе с Америкой, сразу же захотелось в ней поучаствовать. И то ведь: ветераны 2-й мировой войны почти все повымерли, у тогдашних сирот появились внуки, обыватель занят борьбой с холестерином. Самое время взбодриться, а то маловато что-то на улицах инвалидов без рук – без ног.

А чо не повоевать-то? Техники всякой навалом. Юристы на самом высоком уровне обеспечивают правоту тех, кто убивает, если в ответ, конечно, ничего не прилетит. Да и убивать в старом смысле этого слова не приходится, и пресловутую кнопку подчас нажимать не нужно. Всё делают бортовые и стационарные компьютеры по заранее разработанной программе. А кто и когда разработал и заложил – ищи-свищи. Очень удобно, комфортно, да ещё и деньги платят немалые. Американское военное бабьё даже протестует против такой вопиющей дискриминации: убивать им, видишь ли, не разрешают, все бабки загребают противные мужики.

И не ведают же умники, что придёт времячко, и эти варвары, которых нужно усмирять, наберутся военного опыта, обзаведутся совершенным оружием (у них же и достанут), и пойдёт свалка – не хуже, чем в Риме при гуннах.

1999 г.

1941 – НАЧАЛО

Это рассказы очевидцев о начале Великой Отечественной Войны.

Рассказ геолога

Наша экспедиция в 1941 году работала в верховьях Буреи – левого притока Амура. Искали олово и нашли-таки.

Партии и отряды неделями и месяцами жили без всякой связи с остальным миром. Радиостанции были редки и весьма громоздки.

Однажды в июле набрели на безлюдный охотничий стан. С каким-никаким комфортом можно переночевать, отдохнуть да починиться. И вдруг, возле кострища на кольях, вбитых для просушки всякой мокрой всячины, - большая белая полоса бересты, а на ней углём: “ВОЙНА”.

Теперь, если в разведочных шурфах попадалась руда приличной концентрации, отправляли в сумах на большую землю. Всё сгодится: на паяльный припой, лужёную жесть для консервных банок, бронзу.

1967 г.

Рассказ офицера НКВД

Польская граница. Плановая проверка службы на заставах. Этим делом я, как проверяющий, начальник заставы и старшина занимались в ночь с 21 на 22 июня.

По тропе от заставы ушли довольно далеко. Местность лесистая. Темень, но вот-вот рассвет. Вдруг со стороны заставы грохот взрывов и зарево пожара, с сопредельной стороны – орудийные залпы. Пока добежали назад – всё стихло. От заставы ничего, кроме горящих головёшек. По линии границы кое-где стрельба, но скоро и это прекратилось.

Что делать? Куда податься?

Начальник заставы предложил идти к международному шоссе. На границе там мощный КПП, связь, охрана с пулемётом и всё такое. Пошли. Ещё далеко до цели, а уже ясно слышно мощный гул моторов. Подумали, что это наши. Тем временем – уже совсем рассвело.

Выбрались на дорожную насыпь. Шлагбаум – на бок, пограничники перебиты, по шоссе – сплошной поток всякой техники. Стоим, молчим, смотрим, как закостенели. Даже в мыслях не было, чтобы куда бежать или скрыться. Немцы с проезжающих машин руками нам машут, смеются.

Сколько мы так торчали – не помню. Только, если вначале машины шли предельно тесно, то теперь появились интервалы между колоннами. Осмотрелись. В кювете на боку “эмка”. Поставили её на колёса. Бензин в баке есть. Залезли внутрь, чтобы не маячить. Мотор завёлся. Подождали интервал побольше, выехали на дорогу и пристроились в хвост колонны. Едем в нужном направлении – к нашим.

Всё бы ничего, да из кузова последней машины на нас через полчаса обратили внимание. Стали показывать пальцами, хвататься за оружие. Хорошего – помаленьку. Свернули на первое встречное ржаное поле, закрепили руль, зажали ручным стартёром педаль газа и ходу через дверцу в противоположную от шоссе сторону. А там ползком – в лес.

Нашу “эмку” настиг по полю БТР. Не стрелял, и никто из него не высовывался. Шарахнул её пару раз с ходу корпусом, свалил, смял и пошёл себе догонять своих.

Стали держать совет. На этот раз я предложил выбираться к одной заставе. Она располагалась в лесной глухомани. С её стороны стрельбы не было. Там должен был находиться и начальник нашей инспекционной группы – полковник. Ближе к полудню добрались до места.

Мой командир, брызжа слюной и подпрыгивая на стуле под портретом Сталина, популярно объяснял, что мы должны были отбросить врага за границу и не пропускать его до подхода основных сил РККА, что он и намеревался сделать немедленно. Ни телефонной, ни радио- связи, конечно, уже не было.

Ну, набилось две полуторки служивых, и повёл их полковничек выполнять директиву командования. Поскольку никто из нас троих не изъявил желания искупить свою вину кровью, всех определили, пока, под домашний арест. Слава Богу! Хоть поспали чуток, а то потом до самого Острова (город в Псковской области) топать пришлось. Там встретились с семьями, отправили их в эвакуацию, получили приказы, что делать дальше. А моего полковника и ребят, что он увёз с собой, больше никто не видел.

1970 г.

Рассказ начальника ВОХР

В 41-м мне было 15. На фронт попал в 43-м. 22 июня 41-го, базарный день. Запрягли мы с матерью спозаранку лошадь в телегу и поехали чего продать – чего купить.

И не можем понять: что это на душе муторно. Вроде всё на месте, а неспокойно как-то. До обеда такая маята. А как поехали домой, смотрим – народ у сельсовета. Тут по радио и объявили … .

1975 г.

Рассказ инженера гражданской авиации

После финской войны начали формировать Авиацию дальнего действия (АДД), где я и служил техником бомбардировщика ДБ-3ф (Ил-4). Разумеется, такая авиация всегда базируется подальше в тылу.

В ночь на 22 июня 1941 года дежурил на аэродроме. Утром мой наряд заканчивался. Обошёл стоянки перед сдачей, заглянул к радистам: всё в порядке, только в эфире какой-то гвалт, как будто одновременно все радиостанции на всех частотах работают, не разберёшь ничего. Начальник радиостанции сказал, что такое же слышал в момент нападения Германии на Польшу. Про себя мы решили, что где-то что-то подобное может быть и стряслось.

В тот день были уже первые боевые вылеты. Вначале летали днём, но из-за больших потерь перевели наши “илы” на ночные полёты. Так оно лучше получалось.

1980 г.

Рассказ донского казака

Мне с гражданской довелось воевать. На Дону шла большая драка. Все воевали, кого в какую армию призвали. Отец присоветовал идти к красным. Дал коня, шашку, всю справу, и поехал я к Будённому.

Потом в МТС работал. Любо было ремонтировать технику. Поднаторел на этом деле, подучился, вверх по службе пошёл.

Как положено в то время – регулярные военные лагерные сборы. Сделали механиком-водителем танка – лёгкого, скоростного, с авиационным двигателем¹⁾.

С началом войны мобилизовали и в эшелон. Ну, думаю: “Пропаду я вместе со своим танком”. Случилось так, что остановились в Москве. Там я отстал от своих и добрался до Наркомата обороны. Выждал утром приезд Ворошилова на службу и к нему, прямо у машины.

- Здравствуй, Клим Ефремыч. Я, такой-то, из 1-й Конной.

- Здорово, однополчанин. Что нужно? Только уж извини, давай быстрей, а то, правда, некогда.

- Мобилизован, еду к месту назначения в танковую часть, а танкист я, скажем прямо, никудышный, всем в убыток.

- А в чём же ты мастер?

- Могу ремонтировать автомобили и тракторы, какие угодно и где угодно.

- Вот что: ты продержись ещё ночь, а утром подходи прямо к дежурному к такому-то часу.

Действительно. Прихожу, представляюсь. Позвонили, проводили в кабинет. Принимавший подполковник побеседовал со мной, просмотрел документы, сверился со своими бумагами. В общем, получаю назначение в автохозяйство формируемой артиллерийской дивизии резерва Главного командования.

Там-то уже мне было где развернуться. Набили руку в ремонтных делах так, что в полевых условиях могли не то чтобы собрать из запчастей – изготовить автомобиль, трактор или тягач. И литьё, и ковка, и станочные работы, сварка, клепка, само собой – всё освоили. По всем автотрактороремонтным специальностям умели работать. И ведь это не в цехах, а там, где встал.

Ставили нас обычно в местах танковых прорывов противника. За всю войну дальше нашей второй линии, а их три, он так и не продвинулся.

1972 г.

1) Оставляли желать лучшего и авиационные моторы М-17, отработавшие летный ресурс (100 моточасов) и устанавливаемые в танки (БТ-7) после капремонта. Жалобы из войск на их низкую надежность были частым явлением.

Более подробно: http://www.snariad.ru/tanks_ligth/tank-bt7/

Рассказ переплётчика

В 41-м я ещё мал был – 10 исполнилось. Жили в Амурской области в Старой Райчихе. 22 июня – жаркий солнечный день. Пылища на дороге слоем толщиной в ладонь. Топнешь босой ногой – так фонтан кверху.

Мать была в больнице, рождения братишки ждали. Отец уехал по делам в Бурею. Кто за мной доглядал, не помню, наверное соседка.

Иду себе по этой пыли без особых дел. У радиоузла под уличным репродуктором (какие потом ещё до 70-х годов на столбах висели, обычно возле клуба или столовой) народ толпится. Все молчат, а из рупора как молотком: “… бомбили … . Наши … оставили …, … оставили …, … оставили …, … отступили … .”

Сначала люди часто собирались послушать, потом перестали. Какой-то страх и безысходность чувствовались до самой победы под Москвой. А как отстояли Москву, у всех зародилась надежда и появилась уверенность, что рано или поздно, но всё кончится. Да и “ленд-лиз” пошёл по Транссибу.

2009 г.

Рассказ начальника штаба авиаотряда

Где я был и что делал 22 июня 1941-го? Лежал на пляже у Днепра в Запорожье, готовился к экзаменам за первый курс Машиностроительного института, факультет Станки, инструменты и холодная обработка металлов.

Что чувствовал и ощущал? Да ничего, кроме предстоящих экзаменов. Хотя, планировался поход на танцы в клуб Алюминиевого завода, там уже тогда была цветомузыка.

Школу я закончил в 40-м году с “золотым аттестатом” – аналог нынешней золотой медали. В те времена это было очень даже непросто, и привилегии большие: в любой ВУЗ брали без экзаменов. Поехал в Москву в авиационный (МАИ). Учись, пожалуйста, только вот жить негде: общежития не дают, в Москве у меня никого, со средствами на съём жилья тоже плоховато. Родители посоветовали возвращаться в Запорожье и, пока идёт приём, поступить в местный Машиностроительный. Вернулся с шиком, на самолёте – время было дорого. Взлетали с “Ходынки” на “Сталь-3” с одной промежуточной посадкой в Харькове.

К обеду возвратился со своего пляжа домой, тут и застало выступление Молотова по радио. Поначалу не особенно-то и поняли всей трагедии. Кстати, Запорожье почему-то не бомбили, хотя и было чего. Уже 7 июля меня и многих однокурсников, годных для службы в авиации, отправили в Мелитопольскую авиашколу, где готовили стрелков-бомбардиров (штурманов). Мелитополь, между прочим, славился своей черешней. Так вот и вернулся к давней мечте – авиации, но ненадолго. Успели сделать несколько ознакомительных полётов на Р-5 и ТБ-3 да пару прыжков с парашютом, и эвакуировали нашу школу в Заволжье, в Новоузенск Саратовской области.

Сухая степь кругом. Учебный процесс восстановить толком не удалось, матчасти не было. С апреля 42-го года отправили нас воевать в пешем строю сначала на Калининский фронт, потом – в Сталинград. В Сталинграде тяжело ранен. До 43-го пролежал в госпитале в Казани, а потом опять повезло – стал учиться в авиаучилище, базировавшемся на станции Куеда Пермской (тогда Молотовской) области. В октябре 1944 года выпустили нас, лётчиков, мало-мальски пилотировавших По-2 и УТ-2.

Война катилась к концу, и отправили меня в распоряжение командующего авиацией Тихоокеанского флота. Здесь уже научился по-настоящему летать на МБР-2, потом – вторым пилотом на “Каталине”, сначала на простой “лодке”, а после на амфибии.

Но это уже другой рассказ.

1976 г.

Дата первой публикации в Интернете 14.03.2010 г.

Дополнено 16 мая 2010 г.