Как у
нашей сотни
Командир
хороший.
Командир
хороший,
Офицеры бравые.
Офицеры
бравые,
Вахмистра
удалые.
Вахмистра
удалые,
Урядники
лихие.
. . . . .
. . . . . . . . . . . . .
Казак. При этом слове или понятии, как хотите, разные возникают у людей чувства: гордость, страх, надежда, злоба, вера, презрение, любовь. Но как бы то ни было, уважение к нему испытывают все, даже боясь признаться самому себе.
_________________
В нашем таёжном посёлке жил один совсем особенный
дед. В ту пору (1950-60-е годы) все
мужчины начисто брили лица. Редко-редко
встретишь кого с усами, а уже с бородой – так это совсем единицы. Такой
единицей и был значащийся у всех окрестных пацанов под именем дядя Коля
вышеупомянутый дед. Борода у него была шикарная, размерами и формой смахивала
на штыковую лопату. Лет ему было, наверное, уже порядком. Борода, усы и
шевелюра на голове – однотонного пепельного цвета.
Работал дядя Коля или, как он говорил,
служил лесником. На одежду в те времена особого внимания не обращали, ходили
кто в чём, у кого что было. В будни летом дед обычно носил старую солдатскую
форму, кирзовые или резиновые сапоги да лесничью фуражку с зелёным околышем.
Фуражка всегда была чуть сбита набекрень на правое ухо, чтобы выглядывал седой
чуб. В праздники облачался в форменную лесничью тужурку с петлицами и
тёмно-синие шаровары с напуском на хромовые сапоги. А вот зимой носил медвежью
папаху с красным верхом и серый шерстяной башлык – такое встречалось только в
кино.
Домик дядя Коли добротный с белыми
наличниками на окнах, как и у всех лесников, стоял на отшибе. Жили они там с
женой тётей Валей. Оба ладные, подвижные, без дела никогда не сидели. Дети и
все родные, говорили в посёлке, у них где-то на Западе (так на Дальнем Востоке
называют европейскую часть России). Лесником дед поступил после закрытия
Умальтинского молибденового рудника, где и работал всё время, пока не вышел на
пенсию. На Умальте же, известное дело, почти все старые работяги – бывшие зэки.
Но эту особенность биографии в наших местах отмечать особо не принято.
Новый лесник пришёлся весьма ко двору в
посёлке. Ни одно маломальское стоящее дело: будь то долбление лодки из ствола
тополя, кастрация кабанчика, строительство стайки1 или копка
погреба – без него не обходилось. Ещё дед, единственный во всём посёлке, курил
трубку, у него была единственная в округе лошадь и он, единственный, ездил на
ней верхом.
Мальчишки побаивались дядю Колю за
внешнюю суровость. А ну как оттянет плетью – благо всегда было за что. Но
Витька и сам был не прост. Все оригинальности дядиколиного бытия притягивали
его, как магнит. После уроков пробирался обычно на лесничью усадьбу, оседлывал
забор и глядел, как дед то перековывал своего мерина, то прилаживал оглобли к
саням, то загонял железный обод на тележное колесо, то виртуозно работал
топором, рубанком или стамеской. Собаки, две здоровенные лайки, на Витьку
почему-то не лаяли.
Всё это в первые дни происходило в полном
взаимном молчании, пока в дело не вмешалась тётя Валя. Когда Витька по
обыкновению уселся на забор (дядя Коля говорил – тын), она вышла на крыльцо с
ведром и весело окликнула:
- Эй,
казачок! Ты чьих же будешь?
Витька
назвался. Дядя Коля хмыкнул и внимательно глянул на пацана:
- Слыхал о
твоих родителях. Батька твой в «Амурзолоте» служил учителем на прииске, а мать акушеркой была. Сам-то ты откуда
родом?
- Нижнеамурский,
из-под Николаевска.
- А родители
откуда, знаешь?
- Папа с
Украины, а мама с Дона, речка на её родине есть – Хопёр. Я там купался, ракушек
много.
Дядя Коля слушал, опершись на черенок
лопаты, затем уже дружелюбно глянул на Витьку и произнёс:
- С
мамкой-то мы твоей выходит земляки. А фамилия её девичья как будет?
Витька назвал и это. Лесник вообще
развеселился:
- Глянь-ка,
старая. Фамилия-то какая справная, военная! Дедов-то не помнишь?
- Не-е,
умерли давно.
- Да ты,
Витёк, слазь с тына-то, не дай бог в дырявых штанах домой явишься, – вставила в
разговор тётя Валя.
Затем Витька слазил на стайку. Выволок
оттуда две корзины, в которых тётя Валя намеревалась устроить гнёзда для
кур-несушек. Корзины они с дедом плели сами. После чего, решив, что уже
достаточно намозолил людям глаза, подался домой – дело было к ужину.
С той поры Витька стал частенько
сопровождать дядю Колю в его беспрестанных хождениях по тайге. Дед много чего
знал, много чего умел. Хотя был не особенно разговорчив на людях, но
рассказывать и показывать умел. Причём постоянно не то в шутку, не то всерьёз
говорил, что они с Витькой казаки и что то или иное дело казаку пристало делать
так, а не иначе.
А ещё, бывало, дядя Коля с тётей Валей
тёплыми вечерами после заката пели дуэтом, сидя на крыльце. Песни их тягучие,
плавные, а иногда лихие, похожие на солдатские, и слов незнакомых много. А тётя
Валя сидит всегда слева от мужа.
Как-то в конце мая дядя Коля вернулся из
райцентра необычно озабоченным, а через некоторое время поехал туда опять.
Возвратясь, сел на крыльцо, раскурил трубку и на молчаливый вопрос тёти Вали
извлёк из полевой сумки лист бумаги с печатью. Витька впервые услышал тогда
новое чуднóе слово – реабилитация.
После этого дядю Колю вызывали в
военкомат. Потом в клубе вручали сразу пять военных наград: ордена Славы,
Красной Звезды и три медали. На торжестве он, как положено, был в своей
выходной форменной тужурке, но теперь с Георгиевским Крестом на груди. Такой
Витька видел до этого в кино да ещё в поезде у одного старого-престарого деда,
когда ездили всей семьёй на Запад к родне.
Однажды Витька заметил у стариков на стене
новую фотографию. Два усатых парня в лихо заломленных фуражках с овальными
кокардами. Очень похожие друг на друга. С одинаковыми крестами на груди и
одинаковыми погонами (на каждом по одной узкой лычке), одинаково держат левые
ладони на рукоятках шашек. Оба похожи на дядю Колю, только без бород и чубы
чёрные.
- Это кто,
тётя Валя?
- Да Николай
же с братом двоюродным Тимофеем. На фронте. 16-й год.
- А теперь
где дядя Тимофей?
- Пропал в
Гражданскую. Николай-то воевал у Будённого в 1-й Конной, а Тимофей – у атамана
Краснова.
Потом появились и фотографии времён
Отечественной войны. На одной из них дядя Коля с погонами старшины, со всеми
наградами, только без креста, верхом с обнажённой шашкой у знамени.
Один раз Витька между делом спросил:
- Дядь Коль, а вы с дядей Тимофеем
ефрейторы?
- Нет,
братец, у казаков ефрейторов не бывает. Прикáзными мы тогда были.
Время течёт себе. Через год дядя Коля с
тётей Валей засобирались на Запад.
- Ну вот,
Витёк, скоро и я в Хопре искупнусь. Ты приезжай к нам на хутор-то, на коне
скакать научу, шашкой да пикой работать, да много ещё чего казаку знать
положено, - говорил старый донец помогавшему в сборах Витьке.
Провожать стариков пришло довольно много
народу. Витькина мама подошла к тёте Вале. Поднесла узел с пирогами на дорогу и
две десятирублёвые бумажки. Поцеловались троекратно. Мать просила кланяться
родной земле. Дядя Коля отыскал взглядом Витьку и протянул настоящий офицерский
кожаный ремень:
- На. Пусть
покуда батька тебя им порет почаще, а там и тебе сгодится.
Прошло ещё некоторое время. Жизнь шла
своим ходом. С новым лесником Витька тоже подружился.
Как-то, рассматривая фотографии, мать
вытащила из-за обложки семейного альбома один старый снимок на плотной бумаге.
Групповое фото. Бравые усачи в папахах набекрень. Чубы, лампасы, шашки. Все
чинно сидят и стоят вокруг невысокого, уже немолодого с бородой лопаткой
человека с двумя крестами на груди. На погонах у него поперечные лычки, только
не узкие, как у Николая с Тимофеем, а широкие. Позже уже Витька сам узнал, что
в казачьих войсках этот чин назывался – вахмистр.
- Мама, кто
это?
- Папа мой,
твой дедушка. Это его со службы провожают.
Дата на фотографии – 1912 год.
1 – Стайка
– сарай, хлев.
1972 –
1991 гг.
_______________________________________________________________________________________
Дата первой публикации в
Интернете 2.12.2009 г.